Хьюс наклонил голову в знак принятия шутки и примирения…

…Зуммер пищал монотонно и раздражающе, порой заглушая все звуки в строгой, облицованной кафелем комнате, однако, регестрируя самое важное – бесперебойную работу сердца. Дана натянула хирургические перчатки, выполняя приказ Донована, который на несколько последующих часов (а может быть, и больше? Войдя сюда, она совершенно потеряла ощущение времени…) стал здесь и царём, и Богом… подошла к операционному столу, вокруг которого уже собралась бригада, отмечая, что идёт как-то машинально…

А чего ты, собственно говоря, ожидала? Тридцать шесть часов на ногах…

Нет… нет, всё не так. Дело было не в физической слабости – Дана это точно знала. Просто иначе сейчас было нельзя. Нельзя было пускать чувства в это помещение, чтобы не сломаться самой преждевременно и не допустить роковой ошибки… Она была нужна, нужна в настолько драматический и ответственный момент, что ничто не должно было нарушить её намеченный план.

Да брось, о чём ты? Неужели не понимаешь, что сама боишься предстоящего… что зря взяла на себя всё это. Безрассудно, чисто безрассудно…

Ну и пусть! Хоть раз в жизни она имела право на безрассудство, идущее вразрез с логикой, будь она проклята… Разве хоть что-нибудь из произошедшего вписывалось в рамки обычного? Дана имела возможность спасти жизнь, потому что раньше и чётче всех поняла, что именно в этот день и час, в точке, где сошлись все судьбы и жизни, в последующий короткий отрезок времени бушующие страсти достигнут своего апогея – и это знание необходимо было удержать… Ей пришлось прибегнуть к испытанному приёму – отключиться на несколько секунд, заставить себя перестроиться на лад медика, работника ФБР, в чьих руках – ключ от жизни… как это ни нелепо звучит, от жизни партнёра, и не думать больше ни о чём…

Встав у изголовья, Дана внезапно зажмурилась – яркий белый свет ударил в лицо, хлынул в глаза прямо от большой лампы над столом…

Так, прекрасно. Что же ты? Перестань, наконец… хоть что-нибудь сделай нормально, доведи дело до конца!..

Втянув сквозь марлевую повязку воздух, сильно пропитанный запахом медикаментов, обеззараживающих средств и чего-то ещё, она взялась ладонями за край стола, мимоходом удивившись холоду железа, и посмотрела вниз, закусив губу.

Фокс лежал неподвижно, чуть повернув голову влево – тихий и суровый, каким она его никогда ещё не видела. Безжалостная игла страха, помимо воли, пронзила её душу – точно так же, как вскоре стальные иглы-инструменты должны были пронзить его тело. Лицо мужчины теперь было серовато-жёлтого оттенка; этот страшный цвет Дана видела много раз – он становился признаком ухудшения состояния… Жизнь уходила из исхудалого, изнурённого тела, и операция – последняя попытка спасти хрупкую человеческую жизнь, колеблющуюся, как свеча на ветру… Господи, помоги! Не дай ему уйти… Она провожала вот так многих друзей – но его?! Ну уж нет… Чудо, как хочется уповать на него с истовостью верующего, каким был он…