Положив руки одна на другую, резкими ритмичными движениями она принялась нажимать ему на грудину. Слезы одна за другой капали ему на футболку, расплываясь круглыми как монеты пятнами, словно жертва умилостивления Богу, чтобы Он позволил ему остаться.

– Ну же! Ну же!

Скалли не сдавалась. Она рыдала все громче и громче, сотрясаясь всем телом, но по-прежнему пыталась своим дыханием жизни заставить сердце Малдера забиться снова. В горле жгло, словно туда затолкали круглый шершавый ком.

– Возьми меня… Возьми меня… Малдер, возьми меня с собой, прошу тебя, возьми меня.

В ожидании она посмотрела на его лицо, слегка приоткрыв рот. Малдер не шелохнулся. Она прижалась к его губам и крепко поцеловала.

Почему он не отвечает? Почему не гладит ее по спине, шепча ей в ухо милые глупости?…

Она опустилась ему на грудь, положив голову под его подбородок, и так оставалась лежать, беззвучно плача…

Когда ее нашли, она так и лежала у него на груди – ни разу не шелохнувшись, не издав ни одного звука в течение, казалось, нескольких часов, утопая коленями в луже разлившейся повсюду крови. Она не хотела, чтобы ее нашли. Она хотела, чтобы ее оставили с ним, хотела уйти с ним, быть с ним.

Когда ее стали оттаскивать от его обмякшего тела, она снова разразилась рыданиями.

– Не-е-е-е-е-т!!! – взвыла она, запрокинув голову. Ее вопль гулко прокатился по всему зданию почтамта. Воздух был пронизан густым запахом смерти.

Потом его унесли. Она умоляла пустить ее с ним в морг. Она не хотела оставлять его. Но Скиннер удержал ее, сказав, что лучше ей с ними не ехать. Она отчаянно пыталась объяснить ему, что она хочет ехать не с ними… она хочет ехать с ним. Слова утопали в рыданиях, и Скиннер не понимал ее. Никто не понимал.

Через час наступило физическое успокоение, отчуждение от случившегося. Она убедила Скиннера, что сама доберется до дома на такси, он дал ей денег и поцеловал в лоб. Она ничего не почувствовала – тело совершенно онемело. Скиннер сказал, что проведает ее вечером.

Взяв такси и доехав до Арлингтона, Скалли попросила водителя высадить ее у какого-то здания, сказав, что это ее дом. На самом деле она вышла в нескольких кварталах от дома Малдера…

***

Звук полицейской сирены где-то вдалеке заставил ее пробудиться от кошмара, который, не будь он правдой, можно было бы принять за дурной сон. Она проснулась. Из уголка рта по щеке сочилась тонкая полоска слюны, глаза чесались от засохших слез.

Она уже не сжималась в комочек, а лежала во весь рост, лежала так, словно все еще обнимала его, – казалось, его тело по-прежнему лежит рядом.