Мне потребовалось некоторое время, чтобы выяснить, что он ей посылает электронные послания. Несколько раз я входил в офис, и заставал ее мечтательно уставившейся на экран компьютера.

Мечтательно. Я никогда ее такой не видел.

Она всегда подпрыгивала и начинала возиться вокруг когда это случалось, активируя хранитель экрана, либо выключая эту чертову вещь полностью.

Не особенно скрываясь. Вообще не скрываясь.

И это было так мило.

Но я до сих пор не понимаю. Кто знает, о чем я думал. Ни одни из нас не имел жизни тогда, так что мысль, что она ее можно добиваться любым способом, даже не приходила в мой разум.

Мне даже не приходило мысли спросить.

Мы держали дистанцию. Иногда наши поиски сталкивались и мы были вместе какое-то время, как раньше. Но мы дрейфовали потихоньку раздельно, начиная с ее похищения. Она жила в своем собственном аду и отгородилась от меня.

Боже помоги мне, я не знал, как до нее достучаться большую часть времени. У меня даже не было силы пробовать.

У нее свои демоны, у меня свои.

Забавно. У нас ничего не осталось, кроме друг друга, а в большинстве дней и этого не было.

Она стала чужой. Я обижался на это. Обижался. Она никогда не понимала это во мне. Или понимала, но в то же время ничего не могла с этим поделать.

Я не думаю, что она понимала, что я не могу достучаться до нее. Я просто не мог. Я не знал как. Что-то сломалось во мне, что-то что не позволяло мне сказать ей каким одиноким я был, как боялся, насколько я нуждался в ней.

Они сломали это. Они сломали это, когда забрали мою сестру.

И вот мы сидели в офисе, завернутые в обоюдное молчание. И даже при том, что мы едва разговаривали друг с другом, ни одни из нас кажется, не мог уйти от другого.

Это было странно. Несмотря на стену между нами, мы могли чувствовать друг друга, как никогда не были способны прежде. Я бы сказал, что мы были как наркоманы. Зацепились друг за друга, в наш взаимном безумии, и на этих сраных поисках, который в один прекрасный день уничтожат нас, так или иначе. Может быть это болезнь. Я не знаю. Да меня особенно это и не заботит. Но если тогда это чувствовалось болезнью, то теперь это неизбежность.

Но тогда, прежде чем мы коснулись друг друга, прежде чем я когда-либо поцеловал ее, мы были подобно двум наркоманам, которые были слишком очарованы этой склонностью, чтобы бросить его. Даже в нашем разрыве мы были вместе, и никто не мог понять этого. Это не был физический раскол, но это было как близость, и мы не могли громко признать это. Так что мы прекратили разговаривать и все, все что осталось - было невидимое соединение, более крепкое, чем сталь.