Неприятный, свистящий звук проходящего сквозь дыхательный аппарат воздуха, ритмично вырывающийся наружу. Только это – да ещё короткие реплики через передатчик. Через плечи коллег, команды патологоанатомов, двое из которой менялись каждые тридцать минут, вряд ли что-то можно с успехом рассмотреть... Громоздкий костюм «астронавта», тоже отражающий искусственный свет... Пробы воздуха в контейнере с телом... инъекции... образцы тканей... Утомительный, кропотливый труд. А потом ещё двухчасовой карантин, медицинское обследование... Клубы морозного пара из отделения холодильной камеры проходили, казалось, под плотный слой ткани спецкостюма. Признаться честно, Дане было очень не по себе – и не из-за того, что её окружало десять человек, следивших за действиями её и доктора Барнштайна, а потом и самих принявшихся за дело. Просто... с того момента, когда она увидела фотографии жертвы недельной давности, это само по себе поразило. Конечно, исследование подобных останков было её профессией... конечно, она видела вещи, куда сильнее отталкивающие... и в колледже, в Академии, их учили относиться к смерти спокойно, не как к чему-то страшному, но как к свершившемуся факту. Перед вами – не человек. Но объект... Дана словно услышала собственные слова на форуме несколько дней назад. Тогда, в морге, это воспоминание тоже заставило её усмехнуться. Всё казалось таким далёким... Глаза подсохли и болели от подаваемого в маску воздуха – но она смотрела на лежащий перед ней труп. На некоторые следы образований, этой маслянистой плёнки, теперь, кажется, свернувшейся и превратившейся в нечто синевато-бурое, слизистое... на вздутия под кожей, на опухоли, кажется, ещё более увеличившиеся, на окоченевшие руки, которые словно цеплялись за жизнь, и расширенные чёрные зрачки с не исчезнувшим ужасом глубоко внутри... на...

Со стоном она отняла руки от лица и вытерла испарину с висков – лихорадочный жар пахнул на скулы, хотя в комнате было весьма прохладно. Теперь стало ясно, почему подсознательные опасения не оставляли её ни на секунду – всё это уже было... и одно слово в графе чужого диагноза заставило вернуться к тому, что она тщательно пыталась не вспомнить, не упомянуть всуе – как будто это могло помочь!.. До чего мучительна иногда бывает память... Так было, было, Дана помнила больничный запах, рентгенограммы, анализы – и это было с ней... От себя нельзя убежать, нельзя себя обмануть... и что же теперь делать? Что? Что??

За стеной хлопнула дверь; послышались торопливые шаги. Слишком поздно сообразив, что они направляются точно к её комнате, женщина всё же успела повернуться в кресле, приводя себя в относительный порядок – привычка брать верх над минутной слабостью в ней была почти так же сильна, как... скептицизм. Последняя мысль возникла уже при виде подтянутой фигуры напарника, возвышавшейся на пороге, как и слабая улыбка на сомкнутых губах.