Больно не было. Пережитая боль была настолько сильной, что притупила чувствительность к боли физической.

Медленно, с медицинской точностью она провела лезвием от запястья по светло-голубоватым линиям вен. Поток крови вырвался на свободу.

Свободна. Как и было предначертано судьбой.

Скалли смотрела, как кровь брызжет на кафельный пол. Она встала около ванны и стала смотреть, как кровь сочится теперь в воду – сначала медленно, потом быстрее, быстрее, еще быстрее. В голове закружилось. Пора.

Перебравшись через край ванны, Скалли одну за другой опустила стройные ножки в воду и пошевелила пальцами ног – маникюр на ногтях сливался с цветом смешавшейся с кровью воды. Потом она села в ванну, вытянув ноги по всей ее длине, и погрузила кровоточащую руку под воду, чувствуя, как давление воды заглушает участившуюся пульсацию вен.

Подняв другую руку – чистую, молочно-белую – Скалли стала поворачивать ее, рассматривая со всех сторон. Запястье… кисть… покрытое светлым пушком предплечье.

С трудом подняв бритву кровоточащей рукой, Скалли полоснула здоровую руку по внутренней стороне предплечья. Обе руки с плеском упали в воду, повсюду разлетелись красноватые брызги – на пол, стены, ее лицо, губы…

Губы. Она облизнула их. Соленый вкус. Ее кровь. Ее жизнь.

Скалли зажмурила глаза, чувствуя, что боль усиливается, – и заплакала. Сквозь слезы она просила прощения у Малдера, у мамы, у отца. И даже у Билла-младшего, который оказался таким сукиным сыном и теперь до конца жизни будет винить Малдера.

– Прошу Тебя, Бог… возьми меня… возьми меня…

Слабеющим голосом она зашептала молитвы, какие знала.

– Отче наш… сущий на небесах… да святится имя Твое…

Слова застревали в горле, она проговаривала их как можно быстрее, чувствуя, как кровь покидает тело, расходясь под водой алыми клубами.

– Рад… Радуйся, Мария… Радуйсямарияблагодатная…

У нее перехватило в горле, когда она посмотрела на руки. Только увидев это, она полностью осознала, что происходит. Она пыталась что-то сказать, но не смогла. Слова так и оставались внутри.

Так ей казалось…

«Мама, милая моя мама, почему тебя не было дома? Только бы ты не догадалась, что это я звонила, не винила себя, чтобы тебе никогда не было так больно».

Скалли несколько раз поморгала, перед глазами всё расплывалось. Наконец, последний комочек страха, который не давал ей закрыть глаза, рассеялся. Жалобно всхлипнув, Скалли опустила веки.

Она еще видела свет, отражавшийся от стен, облицованных керамической плиткой. Свой последний свет.